Василий Васильевич (1866—1944)
Жизнь и творчество

На правах рекламы:

Аренда фуршетной станции стои фуршетная хром в аренду www.partytime78.ru.



2.1.2. Роль личности в системе «Мировый расцвет»

Как отмечает искусствовед Е.Ф. Ковтун, посвятивший всю жизнь изучению и популяризации творчества Филонова, ещё при жизни художник стал легендой. После его смерти в артистических кругах Ленинграда ещё долго из уст в уста передавался миф о гении. Филонов действительно был «подвижником, подчинившим всю внутреннюю жизнь и внешний быт единой установке — неуклонному бескомпромиссному осуществлению идеи аналитического искусства». (83, с. 13) Похожую оценку личности художника высказывает его ученица Т.Н. Глебова: «Павел Николаевич был, прежде всего, художник, увлечённый проблемами и идеями, которые считал самыми важными и единственными. Он сочетал эти идеи с подвижнической жизнью<...> и добивался того же от учеников».1 Оба автора отмечают, прежде всего, абсолютную уверенность в идее аналитического метода и активную пропаганду его, а также полное подчинение всей жизни во имя Миссии.

Онтологическую обособленность художника Филонов выражает необычной формулой «мастер — мастеру = философствующий волк». (6, п. 22а) Художественная философия Филонова порой труднодоступна, а отношение к ученикам было жёсткое, диктаторское. Филонов был идеологом своей группы, остальные работали с его выводами. Он же превосходит всех по мастерству. Отсюда совершенно откровенные, лишённые пафоса и самодовольства слова: «Кроме меня во всём мировом искусстве настоящих исследователей нет» (186, с. 268) или «я революционер в искусстве» (186, с. 137), или «вещи эти <работы Филонова> представляют исключительное явление в мировом искусстве» (186, с. 149).

Чувство собственной уникальности и значимости накладывает большую ответственность на все поступки и слова. Осознание этого аккумулирует веру в буквальную действенность искусства.

Филонов на личном примере всегда доказывал правильность своих выводов, сам безукоснительно выполнял то, что требовал от других. Культ работы, труда подтверждал сам: «Глаза его никогда не отдыхали. Если он не работал (его рабочий день был 18 часов, отрывался он, только когда садился есть), то начинал читать. Очки он не признавал и до самой смерти работал без очков». (28, с. 155) «Всю жизнь он спал без матраца, чтобы не спать «лишнего», иметь больше времени для своей работы» (28, с. 150)

Особую роль воли как инструмента по преобразованию мира и себя Филонов демонстрировал буквально, вплоть до физического изменения. Сестра Филонова Е. Глебова вспоминает удивительный случай из времени учёбы в академии, когда Филонову приходилось жить в комнате, окнами выходящей на шумный трактир: «Весь день до позднего вечера там звучала музыка, и это мешало брату работать. Художник О.К. Матюшина <...> рассказывала мне, что силой воли брат заставил себя оглохнуть, чтобы не слышать эти звуки». (28, с. 151)

Достаточно сложен для обсуждения вопрос о вере и религиозности Филонова. С одной стороны, общим местом стало утверждение присутствия особого религиозного вдохновения в дореволюционных картинах Филонова. Наряду с этим, отмечается использование библейских образов (в картинах «Адам и Ева», «Мужчина и женщина», «Мать», «Волхвы», «Трое за столом», «Святая троица»), свое видение идеального, с опорой на христианское мировоззрение, устройство семьи, общество («Масленица», «Коровницы», «Крестьянская семья» («Святое семейство»)). Сквозными образами становятся вино (причащение кровью Христа), рыба (как символ жизни, Божьей благодати) и т.д. В воспоминаниях жена Филонова Серебрякова и ученица Глебова подвергают сомнению атеизм Павла Николаевича. Эта же мысль присутствует и у Е.Ф. Ковтуна. Помимо этого отметим факт паломничества Филонова в Иерусалим в 1905—1907 гг. и даже работу над иконами.

Возможно, вопрос о вере и религиозности Филонова намного сложнее и не ограничивается исключительно отношением к христианству. Вспомним идею полипредикативности мира, высказанную Филоновым в работах «Канон и закон», «Интимная мастерская живописцев и рисовальщиков. Сделанные картины». Здесь если Бог и возникает, то лишь как одна из стадий развития природного мироздания. Более того, Бог исчезает в природе. Внутренняя сторона мира не обладает никаким божественным эквивалентом, проще говоря, душой. В невидимой стороне природы существуют такие же предикаты, что и в видимой и больше ничего. Это означает, что для Бога просто не осталось места. Христианская культура, интересовавшая Филонова, вспомнить хотя бы увлечение иконой и народным примитивом, вошла в сознание и творчество художника в особом мифологизированном варианте, подобно научному знанию и современной пропагандистской культуре, и послужила строительным материалом в творении собственной идеологии, которая одновременно являлась и религией, по крайней мере, для Филонова.

Художник обозначает плоды своего творчества как «новую эру в искусстве». Уже в середине 1910-х гг. он называет место, из которого новая эра начнет развиваться, — Россия. Вместе с товарищами он декларирует: «на нашу родину переносим центр тяжести искусства, на нашу родину, создавшую незабываемо дивные храмы, искусство кустарей и иконы». (189, с. 40). Именно здесь он хочет основать свой музей. На предложения зарубежных организаторов отказывает, так как твердо убежден, что Россия/ Советский Союз должна/ должен увидеть картины первой/ первым. («Я своих работ не продаю, чего бы это мне ни стоило, а берегу, желая подарить все свои работы партии и Советскому Союзу» (186, с. 149)) Л.Л. Правоверова высказывает идею о том, что филоновские картины, «внешне будучи вполне самостоятельными произведениями выстраиваются <...> в своеобразную «метакартину», смысл и значимость которой осознаётся лишь после прочтения <...> важнейших составляющих». (152, с. 123) Особенно в дореволюционный период Филонов, как многие деятели модернизма и авангарда, пишет о приходе мессии, о новом откровении, подаренном миру через искусство: «Завоевателем откровений и тайн искусства сделаться нельзя, не быв чернорабочим искусства. Откровение выявляется долголетней упорной работой, <...> а рабочих у нас нет в то время, как нужны полчища чернорабочих искусства для того, чтобы на их костях один, двое дали бессмертные вещи (курсив — М.Ч.)». (189, с. 40)

Искусство принимается и как новая религия: «относительно живописи мы говорим, что боготворим ее, введенную, въевшуюся в картину». (там же)

На сделанные картины надо «молиться». Филонов пророчествует о близости «дня страшного суда искусства». (там же)

Работа в искусстве становится для художника личным путем к спасению, «могучая работа над вещью, в которой он выявляет себя и свою бессмертную душу». (там же) На примере появления критика, способного по достоинству оценить новое искусство, Филонов описывает приход мессии, сравнивает его с пастухом (Христом): «мы верим, что явится рано или поздно гений критики; он отделит овец от стригущих овец; безусловно это будет человек, отрекшийся для искусства от отца и матери...» (там же)

Наконец, саму жизнь Филонова, его духовный подвиг, можно сопоставить с церковным представлением о деяниях святых. Выделим некоторые такие черты: 1)отказ от материальных благ (Филонов часто пренебрегал крупными заказами, не желая отдавать свои работы, отказался от пенсии.); 2) пренебрежение физической плотью, самоистязание (из дневников Филонова известно, что порой ему даже нечего было есть; к примерам самоистязания, изнурения плоти можно отнести работу по 16—18 часов, сон по 3—4 часа на дощатой постели без перины, либо сидя в кресле); 3) авторитет (несмотря на непрекращающиеся нападки, авторитет Филонова признавали даже противники); 4) необычность поведения в детстве (Филонов начинает рисовать очень рано, полагая, что с первого момента, когда взял карандаш, начал свою работу мастера, а потому ведет свой профессиональный «непрерывный стаж» с 3—4 лет); 5) подвижничество: уверенность в себе, в сочетании с верой в избранный путь, продолжение дела под угрозой физического истребления.

В повседневной жизни, практически еженедельно, Филонов «дает постановку» аналитического метода. Она состоит из 2-х частей: 1 — «ввод в аналитическое искусство» — идеологическая часть и 2 — «постановка на принцип сделанности» — практическая часть. Многократно повторяемая «постановка» стала своеобразной проповедью новой художественной религии, а для самого Филонова превратилась в подобие молитвы, но не в смысле обращения к Богу, а как духовный тренинг. Поэтому М. Матюшин заканчивает статью, посвященную творчеству мастера словами: «Глубоко радуясь явлению творчества Филонова <...> радуешься больше за тех, кто имеет уши — да слышит, имеет глаза — да видит и радуется». (135, с. 235)

Важной составляющей личности художника у Филонова является воля. В теоретических трудах он ссылается на представление о воле Шопенгауэра. У немецкого философа-иррационалиста воля — «это нечто первое и основное». (206, с. 283) Она, онтологическая неполноценность, постоянно требует от субъекта предпринять какие-либо действия по её удовлетворению. У Филонова эта идея выливается в перманентное творческое возбуждение. Волевые качества вырабатываются в процессе работы. Будучи максималистом во всём, Филонов утверждает, что силы воли достаточно, чтобы стать мастером, либо достаточно уметь аналитически мыслить: «Кто хочет (курсив мой — М.Ч.) быть мастером, кто бы он ни был, хоть ребёнок, уже имеет внутренний необходимый запас данных, в искусстве равных точному знанию...» (190, лист 9) Это практически повторяет установку Шопенгауэра: «всякий человек есть то, что он есть, в силу своей воли...» (206, с. 283) Филонов говорит об изначальном равенстве творческого потенциала всех людей, только воля заставляет создавать гениальные произведения: «Будучи сам гениальным художником, Филонов пытается убедить нас, учеников, что он выше нас в искусстве только благодаря своему опыту... Совершенно то же было с интуицией в изобразительном искусстве. Филонов приписывал её всем»2. Мастер призывает учеников брать пример с людей, «слепивших» себя самостоятельно: Кирова, Буденного, Ворошилова, Чернышевского, Линнея, Пирогова, Пушкина, Лермонтова, Белинского, Разина, Пугачёва, Лютера, и т. д.

Рассмотрение особенностей личности художника, его поведения позволяет сделать вывод, во-первых, об осознании высокой нравственной миссии перед человечеством, а во-вторых, о нерасчленимости субъекта и объекта в творческом процессе: изменяя мир, художник пересоздаёт себя.

Примечания

1. Глебова Т.Н. Воспоминания о Павле Николаевича Филонове. // Панорама иск-в. Вып 11. Сб. ст. М.: Сов. художник, 1988. — С. 122.

2. Глебова Т.Н. Воспоминания о Павле Николаевича Филонове. // Панорама иск-в. Вып 11. Сб. ст. М.: Сов. художник, 1988. — С. 125.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

 
Главная Биография Картины Музеи Фотографии Этнографические исследования Премия Кандинского Ссылки Яндекс.Метрика